Ищите истину в селе

…Я позвонил и сказал, что приду к нему и сфотографирую, пусть только немного подготовится. «Тебе выходить в жару нельзя, лучше я к тебе приеду!» — ответил бадя Тоадер. И минут через пятнадцать я услышал у ворот моего дома велосипедный звонок. Я бы не удивился, но этому человеку совсем недавно исполнилось 73 года!

Как телевизор на девятерых поделили

Тоадер Пушкэ родился в многодетной семье. Его отца Георгия потому на фронт и не взяли, он работал для фронта. В колхозе имени Калинина, в составе которого были села Селиште и Чутешть, его знали как трудолюбивого работника и хорошего семьянина. И Тоадер, как и его братья и сестры, начал работать в поле с малых лет. В те времена колхозники получали деньги за труд лишь два раза в год. Летом мать дала ему немного денег, чтоб поехать в районный центр Ниспорены и кое-что купить для семьи. Нашелся продавец, который всучил ему пару лотерейных билетов за 30 копеек. «У меня легкая рука, — сказал он. — Что-нибудь обязательно выиграешь! Может, даже «москвич»!»

— Вернувшись домой, я за то, что купил билеты, получил от мамы взбучку, — рассказывает бадя Тоадер. — Но мамин гнев сменился на милость, когда мы получили газету с тиражом и обнаружили, что я выиграл телевизор «Рекорд». Стоил он 220 рублей. Деньги немалые, если учесть, что зарплата в сто рублей была очень даже приличной. Но одна из моих сестренок прочла под таблицей тиража, что при желании можно взять и деньги вместо телевизора.

«Зачем нам телевизор? — стала она меня уговаривать. — Ты видишь, какие в селе для таких аппаратов строят антенны? Они дороже самих телевизоров! И потом все равно мы кино смотрим в сельском клубе. Возьми деньги и купи мне лучше ткань на платье. А то не в чем на танцы ходить». Ту сестренку я очень любил. Да и остальных братьев и сестер тоже.

Подумал-подумал — и пошел на почту за деньгами. Материал на платье стоил недорого. Денег хватило, чтоб купить двух поросят и разных подарков для всех членов семьи. Конечно, хотелось иметь телевизор, смотреть футбол или хоккей, ведь это были как раз те годы, когда советские хоккеисты были непобедимыми. И в нашем селе знали про тройку Харламов — Петров — Михайлов и про здоровяка-защитника Рагулина. Чтобы их увидеть, приходилось ходить к родственникам, у которых был телевизор. А сейчас и у меня есть аппарат. Цветной, заграничный. Нажмешь на пульт — и вот тебе куча программ, от самых интересных до самых бесстыдных. Телевизор купили мне мои дети. И велосипед тоже. У меня был старый, советский, да стало все труднее достать к нему запчасти. Купили итальянский, со скоростями. Барина из меня сделали!

В горах люди врать не умеют

— Служить в Советскую армию я пошел в 1964 году, — рассказывает Тоадер Пушкэ. — Когда нам сказали, что попадем в Закавказский военный округ, кто-то пустил слух, что там люди постоянно носят кинжалы, как грузинские танцоры, которых по телевизору показывали. А попав в армянский город Очамчира, увидели, что люди там как люди, одеваются так же, как и мы, и так же дружелюбны и гостеприимны, как и молдаване. Перед тем как поехать в нашу военную часть, нам устроили прогулку по Еревану. Красивый город, хоть совсем не похожий на Кишинев. Армяне — народ шумный и горячий. Правда, носатых там больше, чем у нас, даже среди женщин, хотя носят они это лицевое украшение с гордостью. Первым делом мы убедились, что не существует армянских денег, где Ленин, портрет которого тогда был на советских рублях, изображен в армянской фуражке.

Никак не мог на первых порах понять молдаванин Тоадер Пушкэ, как же так получается: у подножья гор пятидесятиградусная жара, а на вершинах, до которых, казалось, рукой подать, — вечные снега. Постепенно привык к тем живописным местам. Служба проходила недалеко от границы с Турцией. А турок есть турок, он всегда норовил вламываться в чужой дом. Не зря говорят, что Турция — единственная страна, которая не имеет территориальных претензий к соседям, она и так в разные века хапнула больше, чем ей положено. Теперь с трудом все это удерживает. Тоадера Пушкэ определили в расчет зенитного орудия. Об этом он рассказывает с большим увлечением.

— Конечно, мы по воробьям не стреляли. Вот среди гор появляется самолет. Он тянет длинную проволоку, а на ее конце — мишень. Ее сбить надо. Наводит на цель пушку наш русский сослуживец, а мы, двое молдаван, готовим и подаем снаряды. Только успевай доставать их из ящиков. Грохот стоит неимоверный. Сперва, бывало, не попадали. Потом наш расчет стал одним из лучших. Значки отличия появились на наших гимнастерках. Приятнее стало ходить в увольнения и глазеть на молодых армянок. Хотя я, прямо скажу, переписывался с односельчанкой, которой обещал, что вернусь и обязательно на ней женюсь. Как-то я об этом сказал местному крестьянину, который пригласил к себе и угостил прекрасным вином, только без нашей молдавской кислинки. «Я не знаю, какие вы, молдаване, но мы, горцы, врать не умеем, — сказал он мне. — Особенно женщинам. Для нас обещание — дело святое. И ты не ври. Придет время, очень стыдно за это будет!» Его слова запали мне в душу. И после службы в армии мне не нужно было долго думать, кого взять в жены.

К крестьянину прислушиваться надо!

Бадя Тоадер шутит, что в родном колхозе он тоже был, как и в армии, «заряжающим». Весной заправлял семенами сеялки, летом был прицепщиком у трактористов, а осенью загружал урожай в машины. Тянуло стать трактористом или шофером, но так и не нашел времени на учебу, пришла пора строить дом для своей семьи, растить детей. Зимой, как и многие другие, ездил в тайгу, в Коми АССР, на лесозаготовки, чтоб добыть лес для строительства дома. Работал и на Украине, где получал тонны зерна. Такие были времена.

— Был Советский Союз, куда хочешь — туда и едешь. Мы успевали и в колхозе потрудиться, и собрать весь выращенный урожай, и в других местах заработать. Молдаван везде уважали за их трудолюбие. Помню, поработали мы на сборе урожая в украинском колхозе. Жили в общежитии, но соседняя бабка все приглашала нас к себе, чтоб угостить домашним борщом. А мы взамен наводили порядок в ее хозяйстве. Так я ей особенно понравился, и она просила меня остаться, мол, дом на мое имя напишет и невесту найдет. Как я останусь, если у меня дома — любящая жена? К сожалению, она несколько лет назад ушла из жизни, дети разлетелись по свету, и я остался один-одинешенек. Хорошо, что есть телефон, и он нередко звонит, и я слышу голоса моих дочерей и внуков. 

Когда двое мужиков встречаются, нет-нет, да и заговорят о политике. У Тоадера Пушкэ свое твердое мнение.

— Плохо мы сделали, что привели к власти воришек. И в столице, и в наших селах. Одни демократы. А ведь так много сделали для нас, крестьян, коммунисты. Крестьяне же позарились на деньги, не подумав, что эти деньги у нас же украдены. Но крестьянина обмануть можно только один раз. На следующих выборах мы крепко подумаем. Хотя до них далековато, хорошо бы хапуг прогнать пораньше.