Ждет село детей

…На этой дороге ждем наших уехавших в Европу детей и надеемся, что со временем станут они возвращаться насовсем…

В свои без малого 88 лет Василий Иванович Арсений — такой же подвижный, как и его тезка Чапаев из известного кино. Помнит, конечно, как в 1940 году впервые приезжала в Чучулены кинопередвижка и на хорошо побеленной стене какого-нибудь из домов, служившей киноэкраном, показывала фильмы. Усатого командира на лихом коне видел несколько раз и всякий раз жалел, что не может ему помочь спастись в конце фильма от вражеской пули.

Жаркий июль сорок первого

—А что такое пулемет, я увидел в июле 1941 года, — рассказывает Василий Иванович. — Жарким днем мы с другом пасли на лужайке корову и увидели, как со стороны села Дрэгушений Ной скакали к нам двое военных всадника. Они весело между собой переговаривались, а подъехав, спросили нас, как бы в шутку, где это в нашем селе жидов заперли.

Мы почувствовали неладное, а со страху сказали, что это где-то в центре деревни. Но увидев, что они несут пулеметы, такие же, как в том кино, привязали к колышку корову и побежали вслед за ними. Они нашли тот злосчастный сарай, двери которого были закрыты на засов, а внутри томились десятки евреев всех возрастов. Мы затаились за забором дома напротив. Обмениваясь шутками, солдаты установили свое оружие, потом открыли двери сарая и крикнули узникам, что они свободны. Первыми стали выходить изнуренные голодом женщины с детьми, старики. Когда перед сараем их набралось много, застрочили пулеметы. От криков и вида крови мы с товарищем почти потеряли сознание и упали с забора, а придя в себя, убежали подальше от кровавой бойни. Рассказали об увиденном первому встречному односельчанину, он поспешил к сараю и наврал тем солдатам, что со стороны соседнего села движутся советские разведчики. Они быстро погрузили свое оружие на коней и убрались. Тем самым часть евреев, особенно молодые, которые успели взобраться на балки сарая, спаслись. Уже потом я узнал, что в том сарае румынские жандармы собрали более 140 евреев. Трупы расстрелянных отвезли на подводах за село и похоронили в общей могиле, а уже после войны перезахоронили на настоящем кладбище. Тот случай был в середине июля 1941 года, а в моей памяти кровопролитие живет и сегодня…

Двенадцатилетняя возница

— Прав Василий, к человеческой смерти привыкнуть нельзя,— говорит тетушка Надежда Фолтя, которой мы с ее сыном Василием Николаевичем, подполковником полиции в отставке, рассказали услышанное у Василия Арсений. — Я ведь тоже в те годы многого навидалась.

— Обязательно обо всем расскажешь, мама,— не возражает Василий Николаевич. — Но сначала покажи моему товарищу журналисту льняные полотенца. Он ведь горожанин, такого никогда не видел. И вряд ли скоро увидит.

Полотенца — разумеется, из крестьянского сундука для приданного — хоть и сотканы много лет назад, но выглядят свежо, и даже не верится, что такой грубой материей люди вытирали вспотевшие на полевых работах лица, да еще носили одежду из такой ткани.

— Носили и мужчины, и женщины, — утверждает тетушка Надежда и долго рассказывает о нелегкой технологии выращивания льна, его сбора, томления, о деревянных ткацких станках, которые постукивали в каждом деревенском доме зимними днями и ночами. — А еще мы в еде использовали конопляное масло. Очень вкусное, жирнее подсолнечного. Такие были времена.

— А ты расскажи, мама, про Ясско-Кишиневскую операцию, — просит сын.

— Какая уж там «операция»! — недоумевает женщина. — Я как услышу это слово, представляю себе врачей в белых халатах, чистоту и порядок. А что я увидела тем летом сорок четвертого? Мне было лет двенадцать, несмышленый подросток, но к работе уже привыкшая. Отец воевал на фронте. Пришли в село солдаты и сказали, что нужны подводы для помощи фронту. Мать только и успела мне сказать, чтоб я возила все, что потребуется, иначе подводу вместе с волами заберут. А она спряталась под деревянный чан, потому что была еще молодой и солдат боялась. Мужики есть мужики. Так что пришлось мне вести волов через Прут, вслед фронту. Сегодня в это трудно поверить, но на понтонном мосту порой приходилось переезжать через трупы.

— Это были немцы? — спрашивает Василий.

— Это были люди, божьи человеки, — тихо вздыхает старушка. — Разве они войну затеяли? После этого я недели две есть не могла, так мне плохо было от увиденного. Я ведь в сорок первом тоже проходила не раз мимо сарая в нашем селе, где расстреляли невинных евреев. Пятна крови долго сохранялись. И я не думала, что увижу еще раз еще больше крови. Такова она, война. И очень хорошо, что вы, наши сыновья, уже на пенсии, а войну увидели только в кино. Там все гладко, герои всегда побеждают, и врагов совсем не жалко…

Ко всему привыкнуть можно, даже к девяностолетию

Совместная поездка в Чучулень была идеей моего товарища Василия Фолти. Мы с ним познакомились лет пятнадцать назад. Он тогда был начальником экономической полиции в Ниспоренах, в советские времена руководил ОБХСС, награждался грамотами МВД СССР. Как и положено, имел хороший стаж и отличный для такой должности «нюх» на воров и хапуг. Нашел меня тогда в моем селе и сказал:

— Нужен журналист. А ты к тому же по образованию и винодел.

— Пить вино надо? У меня есть свое. Угостить могу, — ответил я.

— Пить будем после выполнения задания. Ты пробовал шампанское Ниспоренского завода «Стругураш»?

— Конечно. Одно из лучших.

— Вот такого шампанского полно в кишиневских барах и магазинах. Но фальсифицированного. Попытаемся узнать, почему бутылка шампанского продается в два-три раза дешевле, чем она должна стоить.

И мы с Василием Николаевичем и одним из его подчиненных две недели объезжали кишиневские питейные заведения и продовольственные магазины и занимались конфискацией шампанского с фальшивыми этикетками. Все это возили в Ниспоренский отдел полиции.

Сейчас Василий Николаевич на пенсии. Но занимает его проблема деревянного сарая, возле которого случилась трагедия в сорок первом году. Сарай хотят снести. А он столетний, построенный в 1915 году, еще крепок и может стоять и напоминать людям о прошлом. И чтоб я лучше узнал о прошлом его села, Василий Николаевич повез меня к своему учителю, девяностолетнему Николаю Семеновичу Логину. Мы вошли в огромный двор, где трава аккуратно скошена, огромный дом побелен и покрашен, все говорит о том, что хозяин любит чистоту и порядок.

— Я уже и забыл, что в январе дети устроили праздник моего девяностолетия, — говорит хозяин дома. — Ко всему привыкаешь, даже к такому непривычному событию. Плохо то, что я живу один, жены уже двадцать лет нет. Есть в дачном городке Думбрава под Кишиневом дети и внуки, они и привозят мне весной цыплят, а я кормлю их и осенью сдаю моим горожанам выращенную птицу. Это помогает мне не скучать. Василий Фолтя — мой ученик, но учительствовал я сравнительно недолго. Из-за этого я и на фронт не попал, был «бронированным». Меня послали на курсы учителей, потом я преподавал в нашей школе лет десять. Затем пришли в школу выпускники педучилищ и институтов, я и занялся другим делом. Много лет был заведующим отделом кадров нашего колхоза. В мои обязанности входило посылать молодежь на учебу. Наши односельчане учились на агрономов, инженеров. Хозяйство стало миллионером, знаменитым на всю республику. Да и село наше было одним из самых крупных, население составляло более семи тысяч человек.

— А я перед поездкой посмотрел в Интернете, — вмешиваюсь в разговор я. — Там написано, что нынче в Чучулень чуть больше пяти тысяч населения.

— Вот видите? А мы мечтали, что нас станет десять тысяч. Так то в статистике пишут «пять тысяч», на самом деле нас намного меньше. Многие уехали, а их во время переписи включили в списки проживающих здесь. Пару сотен в Чучулень, столько же в других селах — и набрали мы три с лишним миллиона по республике. Иначе зачем нам парламент и правительство? А им без кормушки никак нельзя. Стала пустовать кормушка — цены повысили. Нам-то деваться некуда, платить будем!

Попугай для бабушки

С Надеждой Арсений я познакомился у того деревянного сарая. Она вела за веревку маленькую козочку и, узнав о том, зачем мы приехали, рассказала:

— Я живу рядом, и нашими соседями были евреи. В их доме была лавка, и как-то мой отец ранним утром, перед тем как сходить в поле за сеном, постучался в дверь к торговцу по фамилии Буюм. Тот уже знал, что отец пришел за махоркой.

— Есть махорочка высшего качества, — сказал он, — кашлять будешь, как в театре. Сейчас принесу. 

Войдя в дом, отец увидел спящих двух сестер, Сару и Фаю.

— Вставайте, лентяйки! — крикнул он им. — Мои дети давно трудятся.

Девушки обижаться не стали. Мы ведь дружили семьями. И вообще, евреи всем помогали. В наши дни, когда живется бедно, в магазинах появились тетрадки, где записывают тех, кто берет в долг. А евреи уже тогда могли давать в долг, причем не только за деньги, а и за продукты. Крестьянин мог задолжать весной и вернуть долг осенью, когда соберет урожай. Евреи не были белоручками, у них тоже были и земля, и живность. Зачем надо было их убивать?

— А ты отпусти козочку, пока болтать будем, — сказал своей односельчанке Василий Фолтя. — Куда она денется?

— Я берегу ее, ведь скоро внук приедет из Италии.

— Моя семья тоже там, я один живу в селе Вэрзэрешть Ниспоренского района. А где они обосновались?

— Дочь поехала в Болонью, там и устроилась. Вышла замуж за итальянца по имени Стефано. А я называю его по-нашему, Штефано. Живут в самом центре Болоньи, горожане. И у меня есть внук Матео. Славный трехлетний мальчишка. Очень скоро они к нам в гости приедут.

— Чтоб увидеть козочку?

— Коз и овец он видел, родители везли его в горные деревни. А вот настоящую квочку с цыплятами он не видел. Я специально квочку завела, чтобы к их приезду были свежевыведенные цыплята. Зато когда я поехала к ним в прошлый раз, внук Матео показал мне настоящую черепаху. И еще попугая, который купили ему родители. Хотел мне его подарить. А я сказала, что сама любительница поболтать, не нужна в семье еще и разговорчивая птица.

Я рассказал Надежде, что недавно побывал в Италии, летал туда самолетом.

— А зря, — сказала она. — Я всегда еду туда на автобусе. А еще лучше — на бусике. Быстро и интересно. Проезжаешь через несколько стран, по горным дорогам, дух захватывает. А вы, когда въезжали в Чучулены, видели свеженький асфальт?

— Да, — говорю, — красивая дорога.

— Это наш примар Георгий Григораш постарался. Он очень старательный. Потому и избрали мы его во второй раз с первого тура 65 процентами голосов. По этой дороге и будем ждать наших уехавших в Европу детей. И надеяться, что со временем станут они возвращаться насовсем.

Ион Мардарь