27 марта 1918-го — от республики к провинции

Жителям бессарабского многонационального общества Румыния подарила осадное положение, поборы, кровавую «демократию»
Чёрным в истории Молдовы выдался 1918 год. Военная интервенция, провозглашение независимости, присоединение к Румынии, утрата иллюзорной автономии и превращение в провинцию беднейшего королевства. Зато утратившая две трети территории, разорённая войной Румыния, в условиях Первой мировой войны оказавшаяся угодной противостоящим сторонам (Антанте и Австро-Германскому блоку), став на путь «игры на двух столах», по воле сильных мира сего за антибольшевистскую прыть отхватившая от «победного пирога», увеличила собственную территорию в два раза, провозгласив себя România Mare.

Провернув с успехом провозглашение независимости Молдавской Демократической Республики (24 января 1918 г.), румынская олигархия проигнорировала вскоре эту независимость, ставшую выражением стремления молдавского народа к восстановлению своей многовековой государственности.

Румынская дипломатия безуспешно пыталась добиться международного признания независимости МДР, что освободило бы ее от последующих объяснений с Россией. Никто не признал этот акт. Пришлось сделать ставку на послушное руководство Sfatul Ţării. Лидеры которого — И. Инкулец, председатель Sfatul Ţării, Д. Чугуряну, председатель Совета генеральных директоров, П. Халиппа, редактор газеты «Кувынт молдовенеск», — 23 марта 1918 года были приглашены на заседание кабинета министров Румынии, где получили исчерпывающие ответы на вопросы относительно статуса МДР после присоединения. А именно: о том, что Sfatul Ţării будет расформирован, поскольку «нация представлена» в обоих палатах парламента, где будет место и представителям Бессарабии; не будет правительства Молдавской Республики, поскольку представители края войдут в состав Совета министров как румынские министры.

Заседание Sfatul Ţării было назначено на 27 марта (9 апреля) 1918 г. Открывший заседание И. Инкулец после вступительной речи предоставил слово главе правительства Румынии А. Маргиломану. На заседание А. Маргиломан прибыл в сопровождении своего военного министра Харжеу и многих других представителей румынского правительства, а также К. Стере (в свое время — российского революционера, бежавшего в Румынию).

Итак, на трибуне парламента суверенного государства Молдавской Республики — премьер-министр другой страны, войска которой оккупировали край и установили режим осадного положения. Этому предшествовало развернувшееся в Кишиневе зрелище, походившее на карнавал.

Румынские оккупационные войска и жандармы выстроились вдоль улиц, ведущих к зданию Sfatul Ţării, по которым следовали депутаты, почетные гости, общественные деятели, румынские генералы, члены правительства Молдавской Республики во главе с председателем Sfatul Ţării И. К. Инкулецом, румынские и местные журналисты, и прочие любопытные. У входа стоял почетный караул.

Такой была обстановка, созданная для обеспечения «демократического» и «свободного волеизъявления» относительно будущего молдавского народа его «лучшими представителями». Среди прочего премьер — прожженный демагог — произнес: «Объединение Бессарабии с Румынией (официальное название страны — Молдавская Республика — он не упомянул, депутаты от оппозиции оживились, но реплик не последовало) должно произойти лишь при условии сохранения местных особенностей этого края. […] Бессарабия сохранит автономию края, собственный краевой совет, который будет избираться на основе всеобщего прямого, тайного голосования; она будет обладать собственным исполнительным органом и собственной администрацией».

Оратор рассчитывал, что его заявление вызовет восторг у депутатов. Депутаты молчали. Премьер продолжал: «Существующие законы и местное самоуправление (городское и земства) сохранятся и не могут быть изменены румынским парламентом до тех пор, пока в его работе не будут участвовать представители Бессарабии». Несмотря на неадекватную реакцию отдельных групп депутатов, оратор осознавал, что вешает лапшу, тем более что руководство республики все уже знало и держало в секрете. Но румынский премьер был уверен в успехе затеянной оперетки, полагаясь на решительные действия своих войск в случае необходимости наведения порядка в оккупированной провинции.

Далее, как бы невзначай, А. Маргиломан заявил: «Нынешнее правительство предлагает, чтобы в Совет министров Румынии вошли два представителя Бессарабии, избранные в настоящий Sfatul Ţării».



В исторической литературе сложилось мнение, что в результате голосования был узаконен автономный статус Бессарабии в составе румынского королевства со своим парламентом и собственной исполнительной властью.

Однако всё, что произошло 27 марта 1918 года в Кишиневе, стало не более чем ширмой для отвода внимания, прежде всего, на международной арене. В действительности никто ничего не узаконивал. Не последовало ни декрета короля, ни постановления парламента.

К захвату Бессарабии у правящих кругов Румынии был свой подход. Сменив союзников и оказавшись в стане военного блока Германии, Австро-Венгрии, Турции и Болгарии, взамен разрешения оккупировать Бессарабию по сепаратному договору Румыния обязалась передать центральным державам в совместное пользование Добруджу, порт Констанца и железнодорожную линию Констанца — Черновода — Германия. Австро-Венгрии — уступить вдоль Карпат территорию в 6 тыс. кв. км. Кроме того, на 90 лет центральные державы получали румынские нефтяные промыслы. Леса и лесная промышленность передавалась Германии. Всю сельскохозяйственную продукцию вплоть до 1926 года по заниженным ценам Румыния должна была поставлять только в Германию. Общая сумма контрибуции с Румынии достигла 5 млрд леев.

С учетом этого нет ничего удивительного в том, что историки-унионисты не касаются подобного рода проблем 1918 года. Вообще, «игра на двух столах» румынского правительства не афишируется.

Решая политические проблемы, связанные с аннексией Бессарабии, румынское правительство всецело подчинило экономику края своим интересам. Свои договорные обязательства перед союзниками Румыния выполняла за счет Бессарабии.

Так, путем реквизиции среди бессарабского населения было поставлено в Болгарию 11 млн тонн зерна. В Германию были отправлены 12,5 тыс. вагонов хлеба — с условием, что немцы прекратят вывоз продовольствия из Румынии. Более того, в бессарабском крае проводилась насильственная реквизиция пшеницы, скота и других видов продовольствия для содержания румынских войск.

Почувствовав себя хозяевами, румынские власти начали без проволочек наступление на иллюзорную автономию. Стало очевидно, что всё сказанное премьер-министром Румынии на сессии Sfatul Ţării 27 марта было чистой воды враньем, что характеризовало как «порядочность» премьера, так и страну, которую он представлял.

Заплатив такую цену центральным державам за революционно настроенную Бессарабию, Румыния не могла позволить себе либеральничать с непокорным населением. А потому действовала на этой территории, используя шантаж, репрессии, расстрелы, демагогию в традициях колониализма XVIII века.

Уже 2 июня были распущены уездные и волостные аграрные комитеты, созданные во время революции. Последовала смена состава земств, городских дум и городских советов. Румынские власти заменяли местных служащих своими людьми, которых в спешном порядке завозили из королевства. Став во главе местной администрации, целая армада румынских чиновников, завезенная в Бессарабию без какого-либо отбора, яростно набросилась на нечастную провинцию, как на добычу, лишенную защиты. Страсть к быстрому обогащению — вот чем руководствовались большинство из них.

Особую тревогу в Яссах вызывали работа аграрной и конституционной комиссий. Зная содержание готовящихся проектов, поскольку надсмотрщики извещали правительство, власти Румынии понимали, что эти документы представляют угрозу политической стабильности королевства. Во имя «свободного и демократического» развития Бессарабии 13 июня 1918 года румынское правительство учредило должность военного комиссара. Им стал генерал А. Войтояну.

Как признал один из главных прислужников «объединения» П. Халиппа, «все классы населения края были объяты негодованием». Целенаправленно, на уровне государственной политики, разрушались сложившиеся на протяжении столетий гармония межэтнических связей, толерантность. Румыны запирали жителей Бессарабии по национальным углам, откуда выход был определен через будущую румынизацию. Ко дню назначения военного комиссара в крае уже разместились, по расчетам историка В. Стати, 110 тыс. румын, посланных из королевства, дабы способствовать процессу румынизации «демократическим путем».

В действительности условия объединения с Бессарабией, предусмотренные в декларации от 27 марта, сразу были выброшены на свалку. Вся жизнь края регламентировалась декретами короля и приказами его военного комиссара.

С 1 июля 1918 года декретом короля на территории Бессарабии было продлено осадное положение, что означало цензуру печати и переписки, запрет собраний. В общем, налицо были полные «свобода, равенство и братство».

Осадное положение — форма чрезвычайная, закрепляющая беззаконие для поддержания установленного диктаторского режима. Это безоговорочное доказательство того, что большинство населения края не только отвергало и ненавидело оккупантов, но и повсеместно оказывало им организованное сопротивление.

По указанию А. Войтояну была расформирована городская и уездная милиция. В городах ее заменила румынская полиция, а в уездах — жандармерия. В октябре 1918 года декретом короля были расформированы губернское земство, Союз городов Бессарабии, органы местной администрации (думы, советы и т. д.). В конце октября было введено действие румынского законодательства. Все, о чем распинался премьер относительно автономии, было выметено румынской метлой на свалку истории. Помпезно было объявлено о создании Комитета содействия объединению всех румын в единое национальное государство. Возглавил комитет всеобщепрезренный П. Халиппа.

Однако действительность показала, что бессарабское общество не так уж и податливо, как хотелось бы румынским властям. Историки-унионисты обычно это положение комментировать избегают. В оправдание беззакония используется шаблон об «опасности большевизма», которая, дескать, вынуждала власти прибегать к жестким мерам.

Но если поставить вопрос, кому принадлежит первенство в повышении популярности большевизма в Европе в то время, то ответом будет — румынской олигархии.

Притом что в созданной 4 декабря 1917 года кишиневской большевистской организации числилось около 160 коммунистов, румынская олигархия объявила большевиками практически все крестьянство и рабочих края. Выпячивая свою роль в сдерживании проникновения большевизма на Запад, Румыния удержала Бессарабию и получила Трансильванию и Буковину. Таким образом, «большевизм» стал главной предпосылкой появления «Великой Румынии».

Как же проблема объединения ныне преподносится студентам исторических факультетов Республики Молдова? Дабы не возникало попыток отвлечься от установленных догм, молдавскую профессуру снабжают румынскими пособиями.

«Объединение Румынии было достигнуто демократическим путем — плебисцитами, учредительными собраниями», — утверждает профессор И. Агригороае («История румын. Новейшая эпоха». Кишинев, Яссы, 1992 г.). Он же настаивает на том, что «документы, принятые по этому поводу в Кишиневе, Черновцах и Алба-Юлии, выражали передовую в ту эпоху позицию румынской нации». Как говорится, хотите верьте, хотите нет…

Вступив в войну за передел уже поделенного мира и достигнув окончания войны, что, кроме радости от подчинения соседей, могла выражать в то время румынская нация? Отхватив солидный кусок от пирога победы, увеличивший ее территорию и численность населения в два раза!

Говоря о документах об объединении, этот же автор указывает: «Они (документы) в то же время уточнили смысл демократического развития румынского народа с представителями других национальностей».

Как показала действительность, «уточнили» — по принципу «мы и они». Какое благородство! Молдаванам, еще не объявившим себя румынами, украинцам, евреям, русским, гагаузам, болгарам, полякам, грекам и другим жителям бессарабского многонационального общества румынская нация подарила осадное положение, напоила кровавой «демократией», взяла «под защиту» жандармерии и сигуранцы, снабдила чиновниками.

Со дня установления «гармонии жизни» и «рая» в Бессарабии до столетнего «юбилея» этого акта остался еще год. Но обратите внимание, как активизировались унионисты по обоим берегам Прута. Им вторит озабоченная румынизмом определенная часть молдавской интеллигенции с румынскими паспортами, а также состряпанный в узком кругу Sfatul Ţării — 2, заблаговременно установленный «на запасном пути». То есть через сто лет со времен трагических для Бессарабии событий, оказывается, есть люди, готовые всё повторить.

К счастью для многонационального молдавского общества, жаждущих реванша унионистов не так много, но это субъекты с завышенными амбициями, не ведающие и не признающие действительности. Не соглашающиеся с тем, что мир изменился.

В этой связи хочется обратиться к мудрости молдаван: Любите свою Родину — Молдову! Никогда не говорите плохо о своей стране. Воздержитесь от мелочного желания критиковать всех и вся. Невозможно построить лучшее будущее без добрых мыслей о прошлом, настоящем и грядущем.

Петр Бойко, доктор историискачать dle 10.6фильмы бесплатно