Над всей деревней старшина!

О бабушке Валентине, у которой 12 внуков, 21 правнук и полдюжины праправнуков

У Валентины Лазэр такой маленький домик, что увидеть его можно, только если залезть на высокий штакетный забор. С трудом верится, что в этом доме родились сын и четыре дочери. Особенно если учесть, что напротив молодой односельчанин построил трехэтажный дом, который еще не готов, но все село знает, что дом будет пустовать, потому как детишки того соседа жить в селе не собираются.

* * *

— А какого года твой отец? — вдруг спрашивает меня старуха.

— Мой отец родился в 1913 году, — отвечаю я.

— Значит, я должна говорить ему «баде». Он ведь на год старше.

— Да не на год, — уточняю. — Всего на семь месяцев. Он родился в декабре, а вы в июле. Только папы уже 15 лет нет в живых.

Бабка прищуривает глаза, и они кажутся кошачьими. Я и решил ей немного польстить, чтобы побольше узнать.

— Есть барышни, которые тратят уйму денег, чтоб глаза были чуть раскосые, как у кошек. А вам такие глазки сам Бог подарил.

Она улыбается и грозит мне пальцем:

— Не надо со мной на «вы», в селе это не принято. И потом сама знаю, какая я красавица. Нос — как спелая груша, и лицо совсем не для журнальных обложек. А у тебя в кульке, как я понимаю, фотоаппарат. Меня не снимали уже много-много лет.

Как же мне не удивиться? Я аппарат еще не доставал, а по форме кулька бабка догадалась, что там находится. От одной из ее внучек я уже узнал, что тетка Валентина видит хорошо без очков, хотя читать не научилась. За свои сто с лишним лет так и не нашла времени для образования.

* * *

— Ты много будешь меня допрашивать? — спрашивает тетка Валентина. — Я ведь спешу. У меня дела.

Не могу не улыбнуться. Какие могут быть дела у 101-летней одинокой женщины? В том же дворе дом, в котором живут внучка Тамара с семьей и где бабка ест, когда проголодается. Ни готовить, ни стирать ей не надо. И печку ей топят исправно. А когда спрашиваю Тамару, как себя ведет ее бабушка, она широко улыбается.

— У бабушки Валентины только ей известный распорядок дня. Может целыми днями дома сидеть, если лето — копаться на огороде, если зима — то сидеть и смотреть в окно. Но частенько она с утра пораньше тихонько приоткрывает калитку и исчезает. А потом ищи ее по всему селу. Возьмет посох для защиты от собак, который сама себе смастерила, и шагает по пыльным улицам — да по самой середине, так что наши шоферы уже привыкли ее объезжать. Иногда зайдет в какой-нибудь из магазинчиков. Редко что-нибудь купит, просто смотрит на витрины, поговорит с продавцом, и пустится дальше в путь. Мы не боимся, что потеряем ее. Дальше нашего села Селиште и соседних Чутешт никогда не уходила.

Сейчас на улице зима, в домике тетушки Валентины тепло, и она спокойно рассказывает мне о своих юных годах жизни.

— Все говорили в селе, что моей маме, Варваре, очень повезло. Высокий, стройный усатый парень по имени Платон, на которого с надеждой смотрели все деревенские девчонки, выбрал именно ее. Мать рассказывала, что очень любили они друг друга, только настал 1914 год, началась мировая война, и отца на фронт забрали. Мать приготовила ему подарок — как раз родилась я. Но отец так и не вернулся, и никто не знает, где его могила. Известно, что после каждой войны живется людям бедно. Мы несколько лет голодали, пока мама не «сдалась» зажиточному односельчанину Герману Цэрнэ, который зарился на нее и до ее первого замужества. Появились у меня три сестры и братик, стала я нянькой, да так увлеклась этим делом, что потом каждого из них в школу провожала, а сама так и не научилась ни читать, ни писать. Единственное, что я умею делать, так это деньги считать, чтоб в магазине не обдурили. Только денег у меня никогда нет, мою пенсию тратят мои «попечители», а я ни в чем не нуждаюсь.

Есть у тетушки Валентины одна внучка, которая больше всех заботится о бабушке. Зовут ее Юлия. Родилась инвалидом, ходит очень трудно, зато с замужеством повезло, у нее любящий муж и трое славных детей, сын и две дочери-близняшки. Она мне рассказала о том, как ее бабушка замуж вышла. Это было так давно, что в селе никто уже эту историю не помнит.

— Привыкшая играть во дворе с братом и сестрами, бабушка и в день своего замужества бросила прибывших гостей и пошла на улицу играть с детьми в прятки. Дед Михаил гневно крутил желтыми от табака пальцами свои усы, но когда ее, маленькую, с озорными глазами, привели и посадили рядом с ним, он сразу повеселел. А когда вся нехитрая церемония венчания завершилась, сгреб ее и унес к себе домой.

* * *

Над кроватью бабушки Валентины хранится старая-престарая фотография мужа, сидящего за столом со своими товарищами по службе. Кто-то из братьев и сестер, видимо, отпрысков второго отца, порвал ее на две части, а потом фотография была приклеена к куску картона. Это единственная в ее домике реликвия, фотографии матери Варвары нет. И вообще никаких других снимков. В домике всего одна комната, крохотная прихожая, а рядом с домом маленький огородик, где есть яблоня, слива и где бабка выращивает зелень, не разрешая никому вмешиваться. Летом 2014 года, в канун ее столетия, я не нашел ее дома, потому решил зайти к внучке Юлии, но и там старухи не было. С помощью близняшек — ныне шестиклассниц — Яны и Валерии отыскали ее невдалеке, на принадлежащем ей огороде побольше, там, где когда-то стоял отчий дом. Бабка спокойно орудовала мотыгой и очень рассердилась, что ей собираются мешать. А в день столетнего юбилея пришлось всем родственникам дежурить с утра, чтоб не смылась, потому как сам примар села Виктор Иванов предупредил: придут важные гости. Прибыл тогда сам председатель Ниспоренского района с целой свитой, и столько было персон с галстуками, что именинница почувствовала себя лишней и не знала, как бы улизнуть. А многое ли преподнес этот день? Вручили ей конверт с пятью тысячами леев, которые потом родственники помогли успешно истратить. Правда, купили кое-что из одежды, но тетя Валентина все равно ходит в платьях, к которым привыкла, и чаще всего или обует галоши, или просто ходит босиком.

Больше всего нравится бабушке, что все ее дети живут тут же, в селе. Дочери Ефросиния, Агриппина, Тать­яна, Ефимия и сын Михаил. Обходит их по одному ей известному графику. А иногда спустится по дороге, ведущей в соседнее село Чутешты, которое вовсе и не соседнее, а слитое с Селиштами. Там живет брат Лазэр, который, несмотря на свой возраст, нет-нет, да и пропустит несколько стаканчиков, а потом сядет на скамеечку у церкви и тяжело вздыхает. Когда увидит, что по улице приближается сестренка Валентина, пытается скрыться. Но редко ему это удается. Тетка Валентина пригрозит ему своей палкой, и на некоторое время он остепенится. Ему ведь тоже за восемьдесят, о здоровье думать надо.

* * *

— А ты давно в нашем селе живешь? — спрашивает тетя Валентина, когда я уже собираюсь уходить.

— В августе будет 25 лет,— отвечаю.

— А я тебя знаю всего два года. Ты меня, кажется, осенью снимал твоим телефончиком. Когда я шла по дороге к дому, а Александр Адам делал мне комплименты. Вот тот снимок и дай в свою газету. А то в прошлый раз ты меня фотографировал перед моим домом, и там я на Бабу-ягу похожа.

Действительно, осенью я увидел, как шла быстрым шагом по сельской улице бабушка Валентина, а мой сосед Александр решил с ней поболтать. Она от него отмахивалась, как от назойливой мухи. Снимок получился не ахти, да и какая там гармония между столетней женщиной и мужиком в два раза моложе, зато вдвое выше ростом. Александр был немного навеселе, как и всякий крестьянин в пору осеннего виноделия, да еще хвастался, что у него родился то ли второй, то ли третий внук. И куда ему тягаться с бабушкой Валентиной, у которой 12 внуков, 21 правнук и полдюжины праправнуков!

Ион Мардарь