В селе имени целинника-героя

Я долго помнил своих одноклассников из Нэдушиты, пока не стал их забывать. Если кто-то из них меня не забыл, пусть простит, что я в родную школу так и не вернулся…

Я не помню того момента, когда мы сели в грузовик и выехали из села Нэдушита. Вспоминаю только, что уже по дороге к железнодорожной станции Дрокия мы с братом Валерием считали телеграфные столбы. Их оказалось так много, что это вскоре нам надоело и мы перевели свой взор на высокую дымящуюся трубу городской электростанции. Такой в селе не было. Вот бы на неё влезть, подумали мы, большие любители взбираться на камышовые крыши в поисках воробьиных гнезд.

А я в последний раз взглянул на исчезающее среди холмов село. Там остались мои одноклассники. И я твердо решил, что вырасту и вернусь. Обязательно с фотоаппаратом на плече. Иметь свою фотокамеру было пределом моих мечтаний.

Фотоаппаратов у меня в жизни было много, только мечта вернуться в село, к сожалению, осталась неосуществленной. Не увидел я больше Нэдушиту, кроме как в кино, когда ей дали имя Николая Грибова, героя-целинника. Документальный фильм о его подвиге показали в нашей городской школе, и я, конечно, похвастал сверстникам, что жил в том селе. Хотя и промолчал, что с Грибовым-то знаком никогда не был.

Лучшие в мире палочки-считалочки

Идею написать эти строки подсказала хранящаяся у меня фотография, на которой весь наш первый класс, вернее, один из двух первых классов средней школы села Нэдушита. Первого сентября 1956 года мама привела меня в школу, где красивая, молодая и добрая учительница посадила меня за парту, вручила наточенный карандаш и тетрадку в косую линейку и велела вместе с другими учениками изображать «палочки». Очень удивилась, что у меня получается намного быстрее и лучше, чем у других.

— И буквы писать умею! — похвалился я. — И газеты читаю с пяти лет.

Шумный класс онемел. Вместо ожидаемого одобрения на меня все посмотрели косо.

— Ты будешь делать то, что делают все! — заявила учительница. — И тогда мы с тобой будем друзьями.

Она нам по долгу службы объявила, что мы счастливчики, потому что начинаем учебу аккурат в год ХХ Съезда КПСС, на котором было решено, что больше бояться умершего три года назад Сталина не надо, зато пора начинать строить социализм. В наши свежие головы это вошло прочно, хотя мы про свой возраст не забыли и не перестали заниматься своими ребяческими делами.

— Каждый из вас должен иметь сто счетных палочек! — сказала нам на уроке математики учительница. Вот примерно такие — эти я позаимствовала у второклассников. Если у вас есть знакомые второклассники, может, у них они сохранились с прошлого года.

У меня был брат Валерий, который как раз учился во втором. Но я знал, что он свои палочки за ненадобностью давно выбросил. Теперь я понял: он сделал это нарочно, чтоб они мне не достались. На перемене ко мне подошел одноклассник по фамилии Цапу. Кажись, на фотографии он сидит четвертый справа, с залатанными коленями брюк. Это в ту пору не считалось зазорным, заплатки носили даже дети сельских начальников.

— Давай я сделаю тебе сто палочек. У меня есть карманный ножик. А ты после большой перемены скажи учительнице, что меня домой позвали, там, мол, случилось что-то неладное.

Так я и сделал. На следующей перемене Цапу появился и вручил мне пучок красиво изготовленных палочек чуть толще карандашей. Я понял, что с того дня нужно будет делиться с ним на переменах хлебом со сливовым повидлом, которое клала мне по утрам в портфель мама и я редко полностью съедал. А Цапу, из многодетной бедной семьи, был всегда голодным.

Когда следующий урок только начался, в наш класс ворвался завуч и, приказав учительнице прервать свой рассказ, крикнул:

— Как мы социализм будем строить, если вредительством занимаемся? Кто раскромсал все ветки сирени, которая растет за школой?

Все замолчали. Правду знали только Цапу да я. Теперь узнали и те, кто читает эти строки. А куда нам было деться, нужны были счетные палочки, ведь математика тоже требует жертв!

Друзья, которые не позабылись

Очень скоро весь мой хлеб с повидлом стал доставаться однокласснику Цапу. Я вовсе не голодал. Просто крепко подружился с Леней Морошану. Несмотря на то что меня хвалила учительница за то, что я все схватывал на лету, я заметил, что Морошану сильнее меня в математике. Родители его были учителями, а мои — портными, так что грамоте меня в дошкольные годы научила старшая сестра Вероника, в ту пору старшеклассница.

Морошану был примером аккуратности во всем, приходил всегда чистеньким, не играл там, где можно испачкаться. Однако, желая знать больше, очень быстро со мной подружился. У него, как и у большинства школьников, была простая молдавская тканая шерстяная торба, в ней он носил учебники и тетради, из нее же он на большой перемене доставал четверть белого домашнего хлеба, добрый кусок пахучей овечьей брынзы, а иногда и ломтик тушеного мяса. Все это он делил со мной, а потом мы ходили в коридор, к большому алюминиевому баку с водой, где из алюминиевой же кружки свою закуску запивали. На снимке Леня среди сидящих — первый слева, сидит свободнее других и смотрит на мир совсем по-взрослому.

Лёне я и рассказал, как стал жителем этого села. В годы свирепой послевоенной голодовки, о которой нам, журналистам, долго не велели рассказывать, мои родители с моей старшей сестрой на руках, которой тогда едва исполнилось пять лет, перебрались с юга Молдовы в Западную Украину, где можно было найти пропитание. Там родился мой старший брат, потом семья вернулись в Молдову, где я и две мои младших сестры родились в разных селах севера республики. А с 1955 по 1957 год мы проживали в Нэдушите, потому я и стал там первоклассником.

Леня мне немного позавидовал, ведь кроме своего родного села, да еще базара в соседнем селе София, куда крестьяне ехали на телегах, он ничего пока не видел. У нас в классе была настоящая цыганка Стелуца, которая на снимке в верхнем ряду слева. Она, дочь народа кочевого, с рождения каталась на цыганской телеге и видела больше меня. Но как раз в те пятидесятые цыган заставили стать колхозниками и больше не бродить по свету. Они послушно подали заявления в колхозы, но проку от них было мало, а потому со временем их с Богом отпустили. Лишь бы не вредили.

А еще на том же снимке из-за головы соседки Стелуцы выглядывает мой лучший друг — Николай Мындру. Мама сперва очень злилась, что я дружу с ним. Он рос без отца, и мама, которая в нашей семье играла роль не только ласкателя, но и карателя, считала, что лупить Николая некому, потому у него я хорошего не наберусь. Но однажды в пасхальный день он пригласил меня к себе домой. Маленький домик с глиняным полом, но удивительно чистый, пахнущий сушеным базиликом. Его мама, невысокая, худенькая, с вечно влажными глазами, видимо, от никогда не засыхающих слез, отнеслась ко мне с большой добротой и сказала, что Коле надо помочь. Из него выйдет хороший хозяин, он сам построит себе дом и заведет примерное хозяйство, вот только учиться ему тяжело, грамотей из него не выйдет.

Мы с Колей провели немало дней в зимнюю пору на растопленной печи, готовя уроки. Моя мама перестала сердиться, когда учительница ей сказала: «Уж думала, что Мындру будет у нас второгодником, но теперь не нарадуюсь, у него по большинству предметов четверки».

Став горожанином, из всех моих бывших односельчан я долго переписывался лишь с Николаем Мындру. Пока мы оба не повзрослели и не решили, что письма — дело женское, а мужики могут писать только из армии.

Детство лучше видится из старости

Глядя сегодня на снимок «пенсионного» возраста, где девчонок в полтора раза больше чем мальчишек, я вдруг понял, что ни одну из девочек ничем не отметил. Увы, первая моя мальчишеская любовь случилась в шестом классе, уже в городской школе.

А снимок я достал из старого альбома перед тем, как поговорить с Кириллом Маковецким, нынешним примаром села Грибова, избранным второй раз подряд по спискам ПКРМ.

— Я почти на два десятилетия младше вас, а потому с вашим поколением плохо знаком, хоть это и мои односельчане. Могу лишь огорчить вас, ведь Леонида Морошану и Николая Мындру уже нет в живых. И вашу учительницу я не помню. Меня учили совсем другие педагоги. А у нашей школы хорошие традиции. И село знаменито своими выходцами.

У Аурики Роман-Чобану, ведущей в «Одноклассниках» группу «Село Грибова», я узнал, что в селе родились и учились Валентина Федосенко, ныне главный редактор газеты Asigurarea socială, Ольга Федосенко, чемпионка мира и Европы по спортивным танцам в составе знаменитого ансамбля «Кодрянка», Валентин Ротару, продюсер передач на «Телерадио-Молдова», Игорь Грозаву, бывший примар Грибова, а потом и города Дрокии, народная артистка Еуджения Ботнару из театра «Михай Еминеску». И конечно же, Светлана Тома, артистка театра и кино, о которой много рассказывать не надо.

Ее отец, Андрей Васильевич Фомичев, приехавший по партийному заданию из России, руководил в этих местах колхозом «Правда». Добавлю, что Аристид, сын Георгия Руссу, в доме которого мы жили в Нэдушите, учился в Одесской духовной семинарии и в Одессе же стал архиепископом.

* * *